Русский кивнул головой.
— О'кей. Скажу, что не могу жить без окон во двор. Он взял трубку и переговорил с администратором. Сейчас же после его переезда в номер напротив Ян поднялся на третий этаж и постучал в сорок восьмой номер. Тренер Малори был дома.
Ян отвесил поклон:
— Простите за беспокойство, сэр. Лопнула труба, придется чинить, и вы не сможете принять сегодня ванну. Малори вытянулся в кресле и сквозь зевок произнес:
— Если не починишь ванну сейчас, я отверну башку тебе и твоему хозяину.
— На втором этаже сейчас свободен номер двадцать седьмой. Там ванна действует. И тот номер значительно лучше, есть балкон, окна выходят на улицу, а не во двор, как у вас. Вид лучше и светлее. А завтра, наверно, начнут побелку нижнего этажа со стороны двора, будет шумно и вонь…
— А долго будешь чинить ванну?
— Несколько дней, потому что сложный ремонт. Двадцать седьмой номер гораздо лучше, а цена такая же, как у вас, — десять гонконгских долларов. И дверь на балкон с противомоскитной сеткой…
Малори провел рукой по лысой голове.
— Без ванны, конечно, нельзя. Ладно, перееду, черт с тобой.
Он протянул руку к телефону. Ян почесал затылок и опустил глаза.
— Только, пожалуйста, не говорите администратору что я сказал вам насчет свободного номера на втором. Он приготовил этот номер для какого-то спортсмена с Тайваня. И не говорите, что хотите переехать из-за неисправности ванны. Скажите лучше, что вам нужен номер на уличной стороне. Мне было приказано починить у вас еще вчера, но я не успел… мне здорово влетит, потому что администратор имеет зуб против меня. Меня выгонят…
— А ты проучи этого администратора. Пошли его разок в нокаут, и он станет уважать тебя.
С помощью Яна тренер перебрался в номер на втором этаже, принял ванну и лег спать. А русский после одиннадцати вышел из гостиницы и уехал в такси. Ян медленно продефилировал мимо бара, потирая лоб кулаком. Потом вернулся в гостиницу и прошел на кухню.
Минут двадцать спустя пришла дежурная горничная и сообщила о происшествии. В двадцать седьмой номер, куда переселился австралиец с третьего этажа, проник с балкона вор. Австралиец поймал его, отделал как следует, выволок на балкон и сбросил вниз, на кусты чайных роз, около тротуара. Вора отправили в полицию на рикше в бессознательном состоянии.
Выслушав сообщение, Ян поцокал языком:
— Наверно, двинул его в каротидный синус.
Вернувшись к себе в каморку, Ян увидел на полу длинный китайский конверт с красной полосой посередине. На листке, вложенном в конверт, были нацарапаны карандашом каракули:
«Советуем тебе прекратить всякое участие в расследовании. Или приготовь гроб для себя. Не будь дураком».
Ян сейчас же поднялся к Вэю и показал письмо.
— Наверно, и мне пришлют… — чуть слышно произнес Вэй. — Они не хотят, чтобы мы продолжали расследование.
— Я вот о чем думаю. — Ян поднес палец к носу. — До сих пор ничего не присылали, а теперь вдруг прислали. Почему? Потому что мы на верном пути. Как вы считаете?
— Ну, допустим… Но… так или иначе, это письмо не пустая угроза. Я думаю, что тебе следовало бы отойти от дела…
— Теперь начинается самое интересное, — Ян энергично почесал голову. Мы, кажется, напали на след. И в это время бросать дело из-за какой-то записочки. Судя по почерку, письмо написал какой-то школьник.
— Написано либо малограмотным человеком, либо левой рукой. Это для того, чтобы скрыть почерк. — Вэй притянул к себе телефонный аппарат. — Я поговорю с Фентоном.
— Как только узнают, что вы сообщили полиции об этом письме, что-нибудь сделают с вами…
Вэй положил обратно трубку.
— Может быть, тебе бросить это дело? Зачем зря рисковать?
Ян смял письмо и заявил:
— Ни за что не брошу.
Об этом решении он сказал через несколько дней и, своим друзьям студенту Хуану и механику Чжу. Они сидели на скамейке около конечной остановки фуникулера на вершине горы.
— Кто-то пошутил, а я должен бросать дело? Когда стали выясняться такие интересные обстоятельства… Прямо дух захватывает. Позавчера одна из служанок сказала мне, что в ту ночь она видела, как к Лян Бао-мину приходил кто-то около часу ночи и ушел примерно в три. И сразу после этого Лян тоже ушел куда-то и вернулся незадолго до начала истории.
— А ты сообщил об этом Вэй Чжи-ду? — спросил Хуан.
— Конечно. А он доложил Фентону. И сегодня нам уже сообщили из полиции, что за Ляном стали следить.
— Он, кажется, работал в гоминдановской полиции, — сказал Чжу, негодяй порядочный. Пускай англичане следят за ним и хватают его. Жалеть его нечего. Но впредь будь осторожен. Могут вдруг пойти показания на какого-нибудь приличного человека, чтобы сбить с толку следствие. А ты доложишь Вэю, он — полиции, и этого человека арестуют. Поэтому, перед тем как докладывать Вэю о ком-нибудь, сперва советуйся с нами.
Хуан сказал:
— А может быть, письмо подброшено для того, чтобы напугать не тебя, а Вэя? Ведь ты только выполняешь поручения этого франта.
— Я думаю, что они узнали, что расследование, по существу, ведет Ян, а не Вэй, — сказал Чжу. — Поэтому письмо было адресовано именно Яну. И к письму надо отнестись серьезно. Гонконг — это тот же Чикаго, полиция часто не может справиться с бандитами. В течение многих лет здесь орудовала большая шайка пиратов, ими правила некая Ван Фан-мин, королева пиратов, как ее величали американские корреспонденты. Английская полиция ее не трогала, очевидно, были причины… — Помолчав немного, Чжу добавил: — А Вэй мне кажется каким-то странным… не нравится мне он…